Kогда улыбается Будда

№5 (40) 09-10/2015

 Наше путешествие по Мьянме заканчивалось в ее новой столице Нейпьидо, которая в ближайшие дни отметит свой первый – 10-летний – юбилей. Ни за что бы ни подумал, отправляясь сюда из Багана, что ультрасовременные автострады юной столицы будут

парадоксальным образом рифмоваться с величественными руинами древнего королевства. Но произошло именно это. Что ж, Мьянма до последнего дня оставалась верной себе, преподнося все новые сюрпризы.

За спиной автора – оживленный центр города в разгар рабочего дня
Город на вырост

Первый шок – отсутствие города как такового. У меня все время было ощущение, что мы не едем по столице, а подъезжаем к ней. Это связано с особой планировкой города. Он разделен на автономные зоны: есть жилая зона, есть военный городок, есть правительственный квартал с президентским дворцом и парламентом. Мы жили в зоне отелей, а первую поездку совершили в район, группирующийся вокруг главной достопримечательности столицы – пагоды Уппатасанти. Улицы же, которые связывают все эти островки, трудно назвать даже проспектами – скорее они похожи на скоростные многополосные междугородние трассы, отделанные, что называется, с иголочки.

Второе – застройка практически вся малоэтажная, а поскольку возводилась столица среди девственных лесов, да еще в холмистой местности, то Нейпьидо как бы растворен в окружающей природе. Кажется, что попал, скорее, в сельскую местность, правда с деревеньками для элиты.

Но самое главное – поразительная пустынность всего и вся. Только представьте: широченные трассы (подъезжая к парламентскому комплексу, я насчитал, несколько раз сбившись, 10 полос в одну только сторону) – и ни одной машины. Периодически появлявшаяся за окнами нашего автобуса прекрасная архитектура – и ни души вокруг. Жизнь можно обнаружить лишь внутри упомянутых островков.

Когда я вернулся домой, то узнал, что по официальным данным город насчитывает 925 тысяч жителей. Но где же они всё это время скрывались?! Такое ощущение, что Нейпьидо блистательно научился играть в прятки, любимую игру нашего детства: повернешься лицом к дереву, закроешь глаза, «раз, два, три, четыре, пять – я иду искать!», оборачиваешься – а «вокруг тишина». Кстати, в игру эту здесь вовлечены не только люди, но и общественный транспорт. Говорят, в городе действует целый один автобусный маршрут – вот только за сутки пребывания я так и не увидел ни одного автобуса. Поэтому для передвижения советуют брать авто- или мототакси. Бог в помощь – может, и повезет. Их я, правда, тоже почти не встречал. Загадочная столица.

И вот эти утопающие в зелени невероятные пространства наряду с отсутствием признаков жизни и создавали перекличку с пейзажами брошенного Баганского королевства.

Город словно построен на вырост. Возведены здания, создана инфраструктура, столица в наличии, осталось совсем чуть-чуть – обжить ее. Как будто на маленького ребенка надели взрослое пальто, и он в нем утонул. Впрочем, дети растут быстро.До недавнего времени ни один посторонний не мог проникнуть в святая святых бирманской власти – парламентский комплекс.

До недавнего времени ни один посторонний не мог проникнуть в святая святых бирманской власти – парламентский комплекс.

По стопам короля Миндона

А начиналось все так. Когда на смену прошлому столетию пришел век нынешний, военные власти Мьянмы решили перенести столицу, построив для этого новый город – точь-в-точь как за полтора века до них это сделал предпоследний бирманский король Миндон. Причины столь неожиданного для всех решения назывались разные: здесь и переполненность прежней столицы – Янгона, и вопросы безопасности (прибрежный Янгон легко было захватить с моря), и необходимость приблизить административный центр к национальным окраинам, и советы астрологов (а они, как и при августейших монархах, по-прежнему обладают немалым авторитетом), и даже желание власти укрыться от народных волнений, которые периодически возникали в стране в годы военной диктатуры (кстати, может, еще и поэтому столь пустынна до сих пор столица?). Во всяком случае, в 2002 году процесс был запущен, а уже 6 ноября 2005 года в 6 часов 36 минут (время определяли астрологи) началось великое переселение чиновников и военных. 11 ноября в 11 часов утра на 11 сотнях военных грузовиков второй конвой силами 11 батальонов перевез имущество 11 министерств, окончательно закрепив утрату Янгоном столичного статуса. Еще через четыре месяца – 27 марта 2006 года, в День Бирманской армии – небольшой на тот момент поселок был впервые упомянут как новая столица.

Новорожденный административный центр получил гордое название – Нейпьидо, что в переводе с бирманского означает «королевскую обитель» (впрочем, есть и более прозаичный вариант перевода – просто «столица»). В мозговой центр этой обители – парламентский комплекс – мы и отправились на следующий по приезду день.

Вершители судеб

В очередной раз подивившись городским трассам (великолепная форма при полном отсутствии содержания – транспорта), мы подъехали к пропускному пункту, где нас встретили полицейские в ставших уже привычными алых «пионерских» галстуках. После долгих согласований мы оказались внутри совершенно особого пространства, которое так и хотелось на китайский манер назвать «запретным городом». Впрочем, до недавнего времени так оно и было: ни один посторонний не мог проникнуть в святая святых бирманской власти. Я уж не говорю про иностранных журналистов, которым и в страну-то путь был заказан. Но времена меняются.

Это оказался действительно полноценный город – столица в столице. Поражал прежде всего размах – на огромной территории расположились более трех десятков зданий и дворцов (увы, однотипных). Перед ними зеленели идеальные – почти английские – газоны, по периметру обсаженные молоденькими пальмами. Рядом пролегали аккуратные улочки, выложенные разноцветной плиткой. Здесь имелась даже собственная речка с несколькими мостами – в этом качестве выступал прорытый по периметру и заполненный водой ров. В общем, если бы король Миндон был жив, ему бы здесь понравилось.

Тем временем нас пригласили внутрь главного дворца, где располагалась Ассамблея Союза Мьянма. Мы поднялись по лестнице мимо шести золотых львов, охранявших главный вход, и очутились в большом холле, буквально утопавшем в роскоши. Украшенные искусной резьбой и полудрагоценными камнями мраморные колонны, отполированный до блеска мраморный же пол, многометровое деревянное мозаичное панно, где каждая ячейка была изготовлена из особой породы древесины и имела маленькую табличку с указанием названия дерева. Наконец, завершал эту парадную экспозицию стоявший посреди зала огромный – до потолка – богато разукрашенный и инкрустированный драгоценными камнями золотой кубок.

Дав насладиться увиденным, нас повели широкими коридорами и галереями дворца дальше, и вскоре мы оказались в небольшой комнате, широкое окно которой выходило в зал заседаний Палаты представителей Ассамблеи. По уровню мы находились примерно под потолком зала, так что вся Палата была как на ладони.

В зале в это время проходила очередная сессия народных избранников (быстро прикинув, я получил цифру порядка четырех сотен парламентариев). Картинка была похожа на те, что мы регулярно видим по телевизору, когда транслируются заседания каких-либо парламентов. Но были и отличия. Сразу бросалось в глаза, что один из четырех секторов, на которые были разбиты ряды с депутатскими местами, занимают исключительно военные. Остальные три сектора были заполнены депутатами в гражданских одеяниях, но ни одного европейского костюма я здесь не увидел – все сидели в национальных одеждах. Необычным, если вспомнить наши традиции, выглядело то, что у всех без исключения мужчин (кроме военных, само собой) на голове были повязаны светло-розовые, белые или желтоватые платки с большим узлом над правым ухом (так называемые чаунбауны), а вот женщины были все простоволосые – в Мьянме красоту не скрывают.

Понаблюдав сверху на вершителей судеб 135-и национальностей страны и вдосталь их пофотографировав, мы вышли на улицу, где пасмурное до сих пор небо разъяснилось, и насыщенная синева вперемежку с белоснежными облаками подчеркивала красоту этих мест.

Наты. Они же духи, они же демоны. Но в целом ребята неплохие.
Заступница города и ее охранители

Если парламентский комплекс можно сравнить с головой столицы, то ее душой, безусловно, является пагода Уппатасанти – «пагода мира», или «защищающая от бедствий». Она был возведена за три года по образу и подобию знаменитой пагоды Шведагон в Янгоне, главной буддийской святыни страны, но по высоте на 1 фут (30 см) ниже оригинала – субординацию надо соблюдать. Расположенная на высоком холме, она доминирует над всем окружающим пространством центра Нейпьидо.

Привычно скинув в автобусе сандалии, мы поднялись по одной из четырех (с каждой стороны света) лестниц и оказались на большой мраморной платформе, окружавшей величественную – почти стометровую – золотую ступу (впрочем, в отличие от именитой родственницы, золотом здесь покрыта не вся поверхность, а только шпиль).

Нас встретил расположенный в этой части комплекса 30-метровый «большой священный флагшток». У его основания, сложив приветственно ладони, стояли обращенные к разным сторонам света четыре бирманских духа – ната, а венчала флагшток мифологическая птица хинта.

Надо сказать, что смешение буддизма и древних языческих верований – обычное дело для Мьянмы. В свое время, когда основателя Баганской империи короля Аноратху (он же Анируда) спросили, зачем он на территории крупнейшего храма Багана – пагоды Швезигон – разместил изваяния натов, он ответил: «Люди не могут сразу перейти к новой вере. Пусть они ходят и к своим старым богам…». С той поры духи и демоны получили официальную прописку и, можно сказать, поступили на службу – теперь они считаются охранителями буддийских святынь. А охранять есть что – в той же пагоде Уппатасанти находится одна из важнейших реликвий – зуб Будды, привезенный из Китая.

Как благочестивые паломники мы обошли пагоду по часовой стрелке, обнаружив попутно два лифта по углам платформы, два колокола, стоявшую в отдалении небольшую открытую пагоду со статуей Будды, а также окружавших центральную ступу будд дней недели – сидящих, лежащих и стоящих в разных позах и в зависимости от этого покровительствующих определенному дню недели. Всего – 8 изваяний, ибо буддийская неделя содержит не семь, а восемь дней, соответствующих определенным событиям из жизни Учителя (чтобы примирить такой календарь с европейской неделей, среду разбили на два дня – до обеда и после). Каждый бирманец прекрасно знает, в какой день недели он родился и, приходя в храм, никогда не упустит случая поблагодарить своего личного Будду-покровителя, преподнести ему цветы и обрызгать водой, спасая от жары.

Что касается непосредственно Уппатасанти, то ее главное отличие от пагоды Шведагон в том, что она является храмом, а не просто ступой, где размещены святыни. Мы зашли вовнутрь. В большом круглом пространстве зала доминировали золотистые и голубые цвета. Стены, потолок и купол были расписаны узорами, украшены надписями заповедей и фресками с сюжетами из жизни основателя великой религии. В центре возвышалась массивная квадратная колонна, уходившая прямо под купол. К каждой ее стороне примыкала статуя сидящего Будды, выполненная из нефрита и обращенная к соответствующей стороне света. Пол вокруг колонны с изваяниями был приподнят, образуя круглый подиум. Сюда могли заходить и молиться только мужчины. Женщины сидели на ковриках за пределами этого круга.

Полюбовавшись (а кое-кто и помолившись), мы двинулись в обратный путь. И вот тут-то нас ожидал сюрприз. Да еще какой!

В главной достопримечательности столицы, «пагоде мира» Уппатасанти, находится одна из важнейших святынь – зуб Будды, привезенный из Китая, а охраняют храм четыре языческих духа – ната

«Жил на поляне розовый слон…»

Хотя национальный символ Мьянмы – зеленый павлин с распущенным хвостом, сами бирманцы отдают свои сердца слонам. Особенно белым, крайне редко встречающимся в природе. Белый слон считается священным животным и освобожден от любой трудовой повинности. Слоны сопровождали нас в Мьянме всюду, они были самые разнообразные, на любой вкус. Единственное, не было настоящих.

Как только мы перелетели из Таиланда в Мандалай, нас первым делом повели на торжественный обед в ресторан. На входе всех встречал танцующий слон. В ярких праздничных нарядах с разноцветными узорами, зелеными ленточками на белых бивнях, он смешно приплясывал и притоптывал в такт народным бирманским мелодиям.

Танцующие слоны – это настоящее искусство, присущее именно Мьянме. В конце октября в городе Чаусхе неподалеку от Мандалая проводится большой двухдневный фестиваль, в котором участвуют лучшие мастера жанра. Сами фигуры делаются из бамбука и материи, а управляют движениями два исполнителя, находящиеся внутри такого слона. Добиться синхронности, артистичности, слиться с музыкой не так-то просто. В состязаниях оценивается красота исполнения и поведения, а победители получают призы.

Слоны присутствовали и в других местах. В скульптурной группе перед музеем драгоценных камней (это одна из главных достопримечательностей Непьидо: экспозиция изумительная, а в торговом зале на первом этаже можно приобрести искусные ювелирные украшения по очень скромным ценам – ведь покупать-то особенно некому, туристов в столице крайне мало). В качестве одного из основных элементов самих украшений. В легендах: древние бирманцы верили, что их священная река Иравади вытекает из хобота белого слона, поэтому и назвали ее «слоновьей рекой» (именно так переводится слово «аиравати», пришедшее из санскрита). В поверьях: считается, что если в государстве обнаружатся белые слоны – жди счастливых перемен. На стенах дворцов и в мастерской по изготовлению сусального золота. На картинах в международном конгресс-центре, который мы тоже посетили в столице, и в сувенирных лавках.

И вот наступил последний день нашего пребывания в стране, а живых слонов мы так пока и не встретили.

…Где баобабы вышли на склон,
Жил на поляне розовый слон.
Может, и был он чуточку сер,
Обувь носил он сотый размер.

Когда-то в раннем детстве я обожал фильм «Боба и слон», где была песенка с такими вот слонами словами. Несмотря на юный возраст, я понимал, что розовый слон – это, конечно же, поэтическое преувеличение. И вот спустя столько лет оказалось, что автор песни был прав: розовые слоны все-таки существуют, хотя и не носят обувь.

…Итак, когда от пагоды Уппатасанти мы спускались вниз по длинной восточной лестнице, я вдруг заметил, что она выходит к двум открытым вольерам, напоминавшим из-за многоярусных крыш маленькие пагоды. За невысокими ограждениями там стояло шесть или семь слонов. Розовых. Вообще, слово «белый» в названии этой разновидности гигантов животного мира означает, скорее, «светлый». Интересно, что сочетание «белый слон», проникнув в английский язык, превратилось в идиому, за которой скрывается нечто дорогое, но бесполезное. Это связано с еще одной легендой об этих животных, по которой тайский король дарил попавшим в опалу придворным белого слона, которого нельзя было использовать в качестве рабочей силы из-за его священного статуса и невозможно было кому-нибудь спихнуть (а кормить-то надо!).

Правда, розовый цвет тоже не всегда явственен: когда кожа сухая, ее можно определить и как светло-бежевую. Но когда она намокает – под дождем или после купания – розовая окраска являет себя во всей своей красе.

…Слоны были ручные. К ним можно было вплотную подходить, гладить, кормить, фотографироваться вместе с ними. А один удалец даже попробовал повисеть на протянутом хоботе.

В открытом промежутке между двумя загончиками стоял совсем еще маленький слоненок и завтракал (дело было утром) стеблями и листьями тростника, лежавшими на полу. Он не обращал внимания на посетителей, но когда я стал его гладить, немножко побаивался. Кстати, кожа у слонов необычная и вовсе не грубая.

Внезапно слоненок заметил у служителя банан и потерял всякий интерес ко всему на свете. Пока не выпросил, не отстал. Эх, жаль, у нас не было ничего вкусненького!

Была среди слонов и «белая ворона» – обычный серый слон. Что уж он думал о своих розовых сородичах – не знаю, но, судя по всему, особо не переживал.

Танцующий слон
Открытие миру

Еще недавно Мьянма была совершенно закрытой страной. В тот же Нейпьидо не мог попасть ни один турист или журналист. Страна варилась в собственном соку, выращивая всевозможных социальных и политических гомункулусов. Но изоляция никому еще не принесла счастья – ни огромному Китаю, ни небольшой Бирме, и это один из главных уроков XX века. Сейчас страна открывается. Глядя на своего удачливого соседа – Таиланд, – бирманское руководство, судя по всему, все-таки решилось запустить процесс перемен. Новшества вторгаются столь стремительно, что за ними не поспевает и интернет. На некоторых ресурсах до сих пор указывается, что в страну нельзя ввозить мобильные телефоны, а фотоаппаратуру надо декларировать. Дела давно минувших дней! Китай и Япония вкладывают значительные средства в местную промышленность, какие строятся дороги – мы заметили по столице, в городах появились интернет-кафе, мобильная связь, уличные банкоматы.

То, что изменения происходят буквально на глазах, на наших глазах буквально и произошло. Когда мы подъехали к парламентскому комплексу, гид предупредил, что фотографировать нельзя и фотоаппаратуру необходимо оставить в автобусе. На всякий случай, я и еще несколько журналистов захватили фотокамеры с собой. Как же потом кусали себе локти самые послушные. Мы снимали все, что хотели – никто нам и слова не сказал. Подойдя к застекленному проему, за которым открывался вид на заседавших депутатов, мы фотографировали и их, хотя многие военные в зале, заметив нас, поглядывали удивленно.

В музее драгоценных камней

Теперь страна хочет идти вместе с своим тайским соседом. Именно поэтому нашу поездку организовало Туристическое управление Таиланда совместно с Министерством туризма и гостиничного хозяйства Мьянмы. Конечно, несмотря на все перемены, путь только начинается, и шишек на ухабах придется набить предостаточно. Но, главное, выбор сделан.

…Когда я покидал храм Махамуни, где участвовал в церемонии золочения легендарной статуи Будды – по преданию, ровесницы своего великого прототипа, который ее и освятил – то напоследок оглянулся, чтобы еще раз посмотреть на человека, который произвел переворот в сознании миллионов людей. И в этот момент уголки его губ словно дрогнули, и мне показалось – Будда улыбается. 

Автор благодарит Московский офис Туристического управления Таиланда и ее директора г-жу Иумпорн Джирагалвисул, а также директора по маркетингу казахстанской компании Travel Lab Сергея Джетпыспаева за предоставленную возможность побывать в столь удивительном месте.

(Окончание. Начало в №№ 38, 39)

Текст и фото: Владимир Какаулин